Как змея сменяет кожу...» – это сказал Учитель, пребывая в роще Джеты, по поводу одного домохозяина, у которого умер сын.
Учитель пришел к нему домой, а хозяин встретил его, усадил.
– Что, милый, горюешь? – спросил Учитель.
– Да, почтенный. С тех пор как сын мой умер, все и горюю.
– Что поделаешь! Что может разрушиться – непременно разрушится, что может погибнуть – непременно погибнет. Не у одного тебя так, да и не только в этой деревне. Ведь во всех безграничных вселенных, во всех трех видах существования ты не найдешь бессмертных. И, нет ничего составного, что навечно осталось бы целым. Всем существам суждено умереть, а всему сложному – распасться. Вот и в древности случилось так, что когда у мудрого человека умер сын, он не стал горевать, он помнил: «Погибло то, чему и суждено погибнуть», – сказал Учитель и по просьбе домохозяина поведал о былом.
Некогда в Варанаси правил царь Брахмадатта. Бодхисаттва тогда родился в брахманской семье в деревне у ворот Варанаси. Был он главой семьи и зарабатывал на жизнь земледелием. И было у него двое детей: сын и дочь. Когда сын его подрос, Бодхисаттва женил его на девушке из подходящей семьи, и всего стало в их доме, вместе с рабыней, шесть человек: сам Бодхисаттва, его жена, сын, дочь, сноха и рабыня. Жили они все в мире и добром согласии.
Всем своим домочадцам Бодхисаттва давал такие наставления: «Одаривайте нуждающихся, чем только можете, не преступайте обетов, совершайте обряды упосатхи. А главное – не забывайте о смерти, хорошенько запомните, что всем вам суждено умереть. Ведь всем нам достоверно известно, что мы умрем, а вот сколько мы проживем – никто не знает. Ничто составленное из частей не вечно и может разрушиться. Поэтому пуще всего берегитесь беспечности!» Остальные внимали его наставлениям и старались не предаваться беспечности и постоянно помнить о смерти.
И вот однажды Бодхисаттва пришел с сыном на поле пахать. Сын сгреб в кучу всякий мусор и поджег его. Невдалеке в муравейнике сидела кобра, и дым начал есть ей глаза. «Это он нарочно подстроил!» – разозлилась она, выползла наружу и укусила его всеми четырьмя ядовитыми клыками. Сын тут же упал и умер. Бодхисаттва заметил, что он упал, остановил быков, подошел, посмотрел. Видит – сын мертв. Тогда он взял тело, перенес его под дерево и одел – но не плакал, не причитал. «Разрушилось то, что должно было разрушиться, – твердо помнил он. – Умер тот, кому и была суждена смерть. Ведь ничто составное не вечно, все должно кончиться смертью». Так он, держась мысли о бренности всего сущего, снова стал за плуг.
Мимо поля проходил знакомый. Бодхисаттва окликнул его:
– Приятель, ты не домой ли?
– Домой.
– Тогда будь добр, зайди и к нам и передай моей жене, что сегодня еды на двоих не понадобится, – пусть принесет только на одного, да пусть приходит сама, а не посылает, как обычно, рабыню. А лучше пусть приходят все четверо, пусть наденут чистую одежду и возьмут с собою цветов и благовоний.
Тот все в точности передал.
– Кто это такое сказал? – спросила брахманка.
– Твой муж, уважаемая.
– Значит, сын мой умер, – догадалась она и даже не содрогнулась: она научилась владеть собой.
Оделась она во все чистое, взяла цветы и благовония, велела еду захватить и пошла со всеми на поле. И ни один из них не стал плакать и причитать. Бодхисаттва поел под тем же деревом, где лежал покойник; потом они собрали дров, уложили покойника на погребальный костер, забросали его цветам, умастили благовониями и костер подожгли. Ни у кого и слезинки не показалось: все собою владели, все помнили, что смерть неизбежна.
И от пыла их добродетели Шакру стало припекать снизу на его троне. «Кто это хочет лишить меня престола?» – задумался он и скоро понял, что донимающий его жар исходит от пламени их достоинств. Он порадовался за них и решил: «Спущусь-ка я к ним и тем дам им случай поведать во всеуслышанье об их победе над собою, а потом всю эту семью осыплю дождём драгоценностей».
И, тотчас перенесшись туда, он стал подле погребального костра и спросил:
– Что вы делаете?
– Покойника сжигаем, господин.
– Не может быть, чтобы вы сжигали покойника. Оленя, наверно, жарите.
– Вовсе нет, господин. Это и впрямь покойник.
– Так это, стало быть, ваш недруг?
– Это, господин, мой родной сын, а не недруг, – ответил ему Бодхисаттва.
– Видно, сын был нелюбимый?
– Любимый, и очень.
– Почему же ты не плачешь?
Бодхисаттва объяснил, почему он не плачет:
«Как змея сменяет кожу,
Человек сменяет тело,
Когда жизни срок исполнен,
И уходит без оглядки.
На костре сгорает тело
И не внемлет причитаньям.
Так зачем мне убиваться?
Ведь судьбы не переплачешь».
Выслушав ответ Бодхисаттвы, Шакра обратился к его жене:
– А тебе, мать, кем он доводился?
– Это сын мой родимый, господин. Я носила его десять месяцев, грудью выкормила, на ноги поставила, человеком вырастила.
– Отец все же мужчина, потому и не плачет, а как же ты, мать? Ведь у матери сердце податливо, почему ты не плачешь?
Она объяснила:
«Он явился к нам без спроса
И ушел, не попрощавшись.
Жизнь приходит и уходит,
Горевать о том не надо.
На костре сгорает тело
И не внемлет причитаньям.
Так зачем я буду плакать?
Ведь судьбы не переплачешь».
Выслушав слова матери, Шакра спросил сестру покойного:
– А тебе, милая, кем он доводился?
– Это мой брат, господин.
– Милая, сестры ведь любят братьев, почему ж ты не плачешь?
Она тоже объяснила:
«Плакать буду – подурнею,
А какая с того польза?
Родичей, друзей и близких
Лучше провожать бесстрастно.
На костре сгорает тело
И не внемлет причитаньям.
Так зачем мне убиваться?
Ведь судьбы не переплачешь».
Выслушав слова сестры, Шакра спросил у его вдовы:
– А тебе, милая, кем он доводился?
– Мужем, господин.
– Когда муж умирает, жена остается одна, беззащитной вдовой. Почему ж ты не плачешь?
Она объяснила:
«Плачет маленький ребенок:
«Месяц с неба мне снимите!»
Кто по мертвым причитает –
Тот не большего добьется.
На костре сгорает тело
И не внемлет причитаньям.
Так зачем же убиваться?
Ведь судьбы не переплачешь».
Выслушав ответ вдовы, Шакра спросил у рабыни:
– Милая, а тебе кем он доводился?
– Это мой хозяин, господин.
– Наверное, он тобою помыкал, бил тебя и мучил, потому ты и не плачешь? Верно, думаешь: наконец-то он умер.
– Не говори так, господин. С ним такое вовсе не вяжется. Хозяин мой был человек терпеливый, жалостливый, участливый, относился ко мне, как приемный сын.
– Почему же ты не плачешь?
Та тоже объяснила, почему не плачет:
«Если я горшок разбила –
Черепки не склеишь снова.
Причитания по мертвым
К жизни их вернуть бессильны.
На костре сгорает тело
И не внемлет причитаньям.
Так зачем же убиваться?
Ведь судьбы не переплачешь».
Выслушал Шакра их речи, проникнутые дхармой, и благосклонно сказал: «Вы и впрямь отрешились от беспечности и научились помнить о смерти. Я не хочу, чтобы впредь вы зарабатывали себе пропитание своими руками. Я царь богов Шакра. Я наполню отныне ваш дом лучшими сокровищами без счету. А вы приносите дары, блюдите обеты, совершайте обряды упосатхи и не предавайтесь беспечности». Такое дал он им наставление, одарил их несметные богатствами и вернулся на небеса.
Закончив этот рассказ о дхарме, Учитель изъяснил арийские истины, а затем так отождествил перерождения: «Рабыней тогда была Кубджоттара, дочерью – Удпалаварна (см. джатаку О монахине по имени Удпалаварна ), сыном – Рахула (сын Будды Шакьямуни – прим. ред.), матерью – Кхема (монахиня, ученица Будды Шакьямуни, превосходящая всех женщин-монахинь в мудрости – прим. ред.), а брахманом был я сам».
Домохозяин, услышав объяснение арийских истин, обрёл плод прорезавшегося слуха.