Так я слышал1: Однажды Блаженный2 пребывал в Саваттхи3, в роще Джеты, в обители, подаренной [общине] Анатхапиндикой. И в то самое время в области, подвластной царю Пассенади Косальскому, жил разбойник по прозванию Ангулимала-кровопроливец4 лютый, в смертоубийствах закоснелый, душегуб безжалостный. От него и деревни обезлюдели, и торжки обезлюдели, и обжитые области обезлюдели. А сам он носил на шее ожерелье из пальцев убиенных им людей. И вот Блаженный поутру оделся и с миской в руке в верхней одежде вошел в Саваттхи за подаянием. Походив по Саваттхи и собрав подаяние, он поел, вернулся, свернул постель и с миской в руке и в верхней одежде направился в неблизкий путь туда, где находился Ангулимала. Увидели пастухи стад, пастухи отар, хлебопашцы, путники, что Блаженный направляется по дороге в сторону Ангулималы и говорят Блаженному: «Не ходи ты, подвижник, по этой дороге. На этой дороге засел разбойник по имени Ангулимала- кровопроливец лютый, в смертоубийствах закоснелый, душегуб безжалостный. От него и деревни обезлюдели, и торжки обезлюдели, и обжитые местности обезлюдели. А сам он на шее ожерелье из пальцев убиенных им людей носит. Тут не то что в одиночку – по этой дороге и по десять, и по двадцать, и по тридцать, и по сорок человек ватагами хаживали, – и то все в лапах у разбойника Ангулималы оказывались. А Блаженный на это молчал себе и шел.
И опять говорят Блаженному пастухи стад, пастухи отар, хлебопашцы, путники: «Не ходи ты, подвижник, по этой дороге. На этой дороге засел разбойник Ангулимала- кровопроливец лютый, в смертоубийствах закоснелый, душегуб безжалостный. От него и деревни обезлюдели, и торжки обезлюдели, и обжитые местности обезлюдели. А сам он на шее ожерелье из пальцев убиенных им людей носит. Тут не то, что в одиночку – по этой дороге и по десять человек, и по двадцать, и по тридцать, и по сорок человек ватагами хаживали, – и то все в лапах у разбойника Ангулималы оказывались!» А Блаженный на это молчал себе и шел.
И в третий раз говорят Блаженному пастухи стад, пастухи отар, хлебопашцы, путники: «Не ходи ты, подвижник, по этой дороге. На этой дороге засел разбойник Ангулимала – кровопроливец лютый, в смертоубийствах закоснелый, душегуб безжалостный. От него и деревни обезлюдели, и торжки обезлюдели, и обжитые местности обезлюдели. А сам он на шее ожерелье из пальцев убиенных им людей носит. Тут не то что в одиночку – по этой дороге и по десять человек, и по двадцать, и по тридцать, и по сорок человек ватагами хаживали, – и то все в лапах у разбойника Ангулималы оказывались!» А Блаженный на это молчал себе и шел.
Увидал разбойник Ангулимала Блаженного издалека уже, и когда увидел, ему подумалось: «Право, чудесно! Право, необычайно! Ведь по этой дороге не то, что в одиночку – и по десять человек, и по двадцать, и по тридцать, и по сорок человек ватагами хаживали, – и то все в лапах у меня оказывались. А тут, похоже, этот подвижник вообще один отважился, без спутника идет. А ну как я этого подвижника жизни лишу?!»
Препоясался тут разбойник Ангулимала мечом в кожаных ножнах, взял лук со стрелами и пустился по пятам за Блаженным. А Блаженный чудодейственным образом устроил так, что сам он шел не спеша, а разбойник Ангулимала спешил изо всех сил и не мог его нагнать. И тут разбойнику Ангулимале подумалось: «Право, чудесно! Право, необычайно! Я же прежде, бывало, слона на бегу настигал, коня на бегу настигал, колесницу на бегу настигал, а тут этот подвижник идет себе не спеша, я же спешу изо всех сил и не могу его нагнать!» Остановился он и говорит Блаженному: «Стой, подвижник! Стой, подвижник!»
- Я-то стою, Ангулимала, сам стой!
И тут разбойнику Ангулимале подумалось:
- Эти подвижники, сыны Сакьев5, учат правдивости6, считают себя правдивыми. Как же этот подвижник сам идет, а говорит:
«Я-то стою, Ангулимала, сам стой!» Спрошу-ка я подвижника об этом».
И вот разбойник Ангулимала обратился к Блаженному со стихом:
«Ты сам идешь, подвижник, а говоришь: «Стою»,
И мне сказал: «Стой сам!», хоть я остановился.
Ответь же мне, подвижник, как это понимать,
Что ты уже стоишь, а я еще не стал?
«Стою, разбойник, я на том, что навсегда
Я от насилия над жизнью отказался.
А ты в дыханьях жизни необуздан7:
Вот так-то я стою, ты еще не [в]стал».
«Ах, наконец пришел великий, вещий духом
Подвижник в [этот] лес и [должный8]дал ответ!
Теперь я, наконец, отбрасываю зло,
Услышавши твой стих, согласный с истинной Дхармой».
И в тот же час разбойник схватил колчан и меч
И их швырнул с откоса в зияющий провал.
И поклонился в ноги Блаженному разбойник,
Тотчас он попросил постричь себя в монахи.
А Просветленный, милосердный, вещий духом,
Учитель всего мира и богов,
Сказал тому: «Пойдем со мной, монах!»9
Так тот обрел достоинство монаха.
И вот Блаженный с достопочтенным Ангулималой, как с провожатым [младшим] монахом10, направился к Саваттхи. В свой черед он очутился в Саваттхи. И там Блаженный пребывал в роще Джеты, в обители, подаренной [общине] Анатхапиндикой. А в ту самую пору у ворот дворца царя Пассенадиа Кошальского собралась большая толпа народа, шумела и галдела: «В подвластной тебе области, о царь, [объявился] разбойник по имени Ангулимала – кровопроливец лютый, в смертоубийствах закоснелый, душегуб безжалостный. От него и деревни обезлюдели, и торжки обезлюдели, и обжитые области обезлюдели. А сам он носит на шее ожерелье из пальцев убиенных им людей. Пусть царь на него управу найдет!»
И вот царь Пассенади Косальский выехал из Саваттхи круглым счетом с пятьюстами всадниками и при свете дня поехал в обитель. Пока могла ехать колесница, он ехал на колеснице, затем сошел с нее и пешком пошел к Блаженному. Подойдя, он приветствовал Блаженного и сел подле [него]. Когда царь Пассенади уселся, Блаженный спросил его: «Что с тобой, государь? Не магадхский ли царь Бимбисара – воитель на тебя войной пошел, или личчхавии вайшальские, или иные князья-соперники?»
«Не пошёл на меня войной, почтенный, ни магадхский царь Бимбисара – воитель, ни личчхавии вайшальские, ни иные князья-соперники. А в подвластной мне области, почтенный, объявился разбойник по прозванию Ангулимала – кровопроливец лютый, в смертоубийствах закоснелый, душегуб безжалостный. От него и деревни обезлюдели, и торжки обезлюдели, и обжитые области обезлюдели. Не могу, почтенный, на него управы найти!»
- А если бы ты как- нибудь увидел, что Ангулимала обрил волосы и бороду11, ушел из дому в бездомность, воздерживается от убийств, воздерживается от взятия не данного, воздерживается от лжи, ест один раз в день, блюдет целомудрие, исполнен [доброго] нрава, причастен благой дхарме, – то как бы ты поступил?
- Мы бы его, почтенный, с уважением приветствовали, встали бы ему навстречу, предложили бы ему сесть, предложили бы ему одежду, пропитание, приют, лекарства на случай болезни, позаботились бы о его защите, безопасности, охране. Да только откуда, почтенный, у грешника и лиходея такая обузданность нрава возьмется?
А в то самое время достопочтенный Ангулимала сидел невдалеке от Блаженного. И вот Блаженный протянул правую руку и говорит царю Пассенади Косальскому: «Вон, государь, сидит Ангулимала».
И тут царю Пассенади Косальскому стало страшно, стало жутко, волосы у него встали дыбом. Блаженный заметил, что царю Пассенади Косальскому страшно, жутко, что у него волосы на голове дыбом встали, и сказал ему: «Не бойся, государь! Не бойся, государь! Его нечего бояться!» И этот страх, та жуть, тот мороз по коже, что нашли было на царя Пассенадиа Кошальского, отпустили его. И вот царь Пассенади Косальский направился к достопочтенному Ангулимале. Подойдя к нему, он обратился к достопочтенному Ангулимале:
- Ты, почтенный, не Ангулимала ли?
- Да, государь.
- Какого рода, почтенный, отец господина12?
Какого рода мать господина?
- Отец мой [из рода] Гагга, государь, а мать моя Мантани.
- Пусть возрадуется, почтенный, господин Гагга, сын Мантани. Хлопоты об одежде, пропитании, приюте, лекарствах на случай болезни для господина Гагги, сына Мантани, я беру на себя.
А в ту пору достопочтенный Ангулимала соблюдал особые зароки13: был лесовиком, самоходцем, лохмотником, больше трех одежд не имел14 И вот достопочтенный Ангулимала сказал царю Пассенади Косальскому: «Полно, государь. Три одежды у меня уже есть».
И вот царь Пассенади Косальский направился к Блаженному. Подойдя, он приветствовал Блаженного и сел подле. И, сидя подле Блаженного, царь Пассенади Косальский сказал ему:
- Чудесно, почтенный! Необычайно, почтенный! Каков же ты, почтенный, Блаженный: несмирных усмиритель, некротких укротитель, неуспокоенных успокоитель. Тот, почтенный, кого мы и насилием, и оружием усмирить не смогли, он самый без насилия, без оружия Блаженным усмирен. А теперь, почтенный, мы к себе пойдем. Много у нас дел и обязанностей.
И тут царь Пассенади Косальский встал с сидения, попрощался с Блаженным, обошел его посолонь и удалился. И вот достопочтенный Ангулимала поутру оделся и с миской в руке, в верхней одежде вошел в Саваттхи за подаянием. И увидел достопочтенный Ангулимала в Саваттхи, идя за подаянием в привычные ему дома, некую женщину, тяжело рожавшую, разрываемую родами. Когда он увидел ее, ему подумалось: «Вот мучаются существа15, вот ведь мучаются!».
И вот достопочтенный Ангулимала, пройдя по Саваттхи за подаянием, вернулся и направился туда, где был Блаженный. Подойдя к Блаженному, он приветствовал его и сел подле. И, сидя подле Блаженного, достопочтенный Ангулимала сказал ему:
- Почтенный, сегодня я оделся поутру и с миской в руке, в верхней одежде пошел в Саваттхи за подаянием. И увидел я, идя по Саваттхи за подаянием в привычные мне дома, некую женщину, тяжело рожавшую, разрываемую родами. Когда я увидел ее, мне подумалось: «Вот мучаются существа, вот ведь мучаются!»
- Так ты, Ангулимала, отправляйся в Саваттхи к той женщине и скажи ей: «Я, сестра, свидетельствую, что отродясь никого намеренно не лишал жизни, дыхания. Пусть силою этой истины ты разрешишься, и дитя выживет».
- Но это же для меня заведомая ложь будет, почтенный! Я ведь, почтенный, многих намеренно лишил жизни, дыхания.
- Так ты, Ангулимала, отправляйся в Саваттхи к той женщине и скажи ей:
«Я, сестра, свидетельствую, что с тех пор как по-арийски родился, никого намеренно не лишал жизни, дыхания. Пусть силою этой истины ты разрешишься, и дитя выживет».
- Хорошо, Почтенный, – отвечал достопочтенный Ангулимала Блаженному и направился в Саваттхи к той женщине и сказал ей:
- Я, сестра, свидетельствую, что с тех пор как по-арийски родился, никого намеренно не лишал жизни, дыхания. Пусть силою этой истины ты разрешишься, и дитя выживет. И вот женщина разрешилась, и дитя выжило.
И был достопочтенный Ангулимала один, наедине с собою, прилежен, ревностен, внимателен и не замедлил достичь той цели, которой ради сыновья семей искренне уходят из дому в бездомность. Уже в явленности он, осуществил завершение целомудренной жизни, понял его сам и, засвидетельствовав сверхсознанием, пребывал так. Он достоверно познал: «Истощилось рождение, свершено целомудренное житие, сделано дело, дальше нет [продолжения]». И стал достопочтенный Ангулимала одним из святых.
И вот достопочтенный Ангулимала поутру оделся и с миской в руке, в верхней одежде вошёл в Саваттхи за подаянием. И в то самое время кто ком земли бросил в достопочтенного Ангулималу, кто палкой бросил в достопочтенного Ангулималу, кто камнем бросил в достопочтенного Ангулималу. И вот достопочтенный Ангулимала с разбитой головой, весь в крови, с разбитой миской, в изодранной одежде направился к Блаженному.
Увидал Блаженный достопочтенного Ангулималу издалека еще, а увидев, сказал достопочтенному Ангулимале: - Ты стерпи, брахман!
Ты стерпи, брахман! Созревание твоих прежних поступков, из-за которого ты был бы много лет, много сотен лет, много сотен тысяч лет терзаем в аду, ты теперь, о брахман, переживаешь уже в явленности.
И вот достопочтенный Ангулимала, пребывая в уединении, в созерцании, переживая счастье освобождённости, воскликнул с большим чувством:
«Тот, кто прежде был беспечен, а потом стал не беспечен,
Осветит сей мир собою, как луна разгонит тучи.
Тот, кто прежний грех свершенный
Запечатал добрым делом,
Осветит сей мир собою, как луна разгонит тучи.
Да внемлют недруги моим словам о Дхарме,
Да примут недруги ученье Просветленных,
Пусть поклонятся недруги тем людям,
Кто благ и проповедует лишь Дхарму.
Услышьте меня, недруги, – учащего терпению,
Непротивлению хвала!
И Дхарме в жизни следуйте.
[...] Иные усмиряют карами, стрекалами да батогами,
Но не карая, без оружия меня Учитель усмирил.
Мне имя дали – Невредитель, но навредил я прежде многим.
Теперь оно правдивым стало, и от вреда я отвращен.
Разбойником я был когда-то, Ангулималой прозван.
Потоком мощным уносимый, нашел защиту в Будде я.
Я руки кровью омывал, Ангулималой прозван был.
Теперь-Прибежище нашел, не множу больше бытие.
Я злодеяний натворил и долго б мучился в адах,
Но все созрело уже здесь, я долг отдал и мирно ем.... »
[...]