Был некто, рода знатного Икшваку,
Что означает - Сахарный Тростник,
Непобедимый, как река, властитель,
Царь Сакья, чистый в умственных дарах
И в нраве - незапятнанности цельной,
Суддходана, иначе - Чистый Рис.
Светло любимый всеми существами,
Как мир обласкан новою Луной,
Поистине тот царь был словно Сакра,
Кому все Дэвы неба - сонмы слуг,
Царица же его - богиня Саки.
Сильна, спокойна в мыслях, как Земля,
Чиста по духу, словно водный лотос,
Определить ее - никак нельзя,
Ее же имя, имя-образ, Майя.
Немного предыстории…
Как появился род Шакья и кем были его представители?
По мифической родословной из Синей Летописи известно, что когда Будда гостил у отца (раджи Шуддходаны), к нему обратились с вопросом: «Откуда произошел их род». Тогда Будда попросил Маудгальяяну рассказать историю Шакья. Маудгальяяна вошёл в транс и узрел всю историю Шакья, которую и поведал… Во время завершения предыдущей кальпы, живые существа переродились Богами ограниченного сияния. Махасаммата был первым царём. При нём люди стали «одушевлёнными» (саттва). Человеческая жизнь в эту эру длилась 1030 лет. Все они были великанами. И далее, все потомки были царями, от Махасамматы до Шуддходаны было 1 121 514 царей. И закончился их род на Рахуле, сыне Будды.
В поздних буддийских текстах Шакья упоминались как кшатрийский род.
Шакья (санскрит Śākya, деванагари शाक्य и пали Sākiya, народная этимология: Смелый (смелые). Варна воинов. Во время одного из массовых переселений народов, Шакья сформировали независимое царство между Варанаси и подножием Гималайских гор со столицей в городе Капилавасту, располагавшемся на берегу реки Рохини (ныне это территория Непала в южной его части). Современные сведения говорят, что предки из клана Шакьев пришли оттуда, где сегодня находится Украина и европейская Россия.
Шакьямуни означает "Свободный от всех Завес из рода Шакья". Этот царственный род правил Шакьями или Сакьями – индоскифами в Северной Индии железного века.
Отцом раджи Шуддходаны был раджа Симхахану . Он был лучшим лучником среди Шакьев.
Шуддходана (санскрит; пали - Суддходана; дословный перевод - «Имеющий рис»). Клановое имя Гаутама (санскрит; пали – Готама; дословный перевод - «Лучший из пастухов»)- Имя ведического мудреца, от которого производили свой род цари (раджи) Шакьев. Согласно Махавасту, у Шуддходаны было три брата: Дхаутодана (санскрит; пали — Дхотодана), Шуклодана и Амритодана (санскрит; пали — Амитодана), и сестра Амритика (санскрит; пали — Амита). Тхеравадинская традиция говорит о четырёх братьях с именами Дхотодана, Амитодана, Саккодана и Суклодана, и добавляет кроме Амиты ещё одну сестру по имени Памита.
По соседству с Шакьями обитало племя Колианов. Две дочери правителя Колианов (дяди Шуддходаны) стали женами раджи Шуддходаны. Их звали Майя и Праджапати.
К моменту рождения сына Сиддхартхи (Будды), основанная в древности республика Шакия стала восточной частью могущественного царства Кошала (пали -Ko-sa-la), границы которого пролегали от северного берега реки Ганг, территории современного штата Бихар, до подножия Гималаев. Его столицей был город Шравасти (тиб. gNyan-yod, пали Саваттхи). Раджа Шуддхадана и его семья жили в городе Капилавасту, столице Шакиев. Этот город существовал на правах автономии и был узловой точкой Северного пути – главной торговой артерии того времени.
В жизнеописаниях Будды сказано, что Шуддходана и Майя двадцать лет не могли дождаться появления наследника и уже почти оставили надежду. На 44 году жизни старшая жена Шуддходаны Майя, наконец, забеременела. Во дворце раджи появилось 18 чудесных предзнаменований. Наступил праздник Середины Лета, когда полная луна была в 16-м лунном созвездии и звезды предсказывали благоприятную судьбу. Народ Капилавасту пребывал в веселии.
А на следующий день МахаМайя, проснувшись, рассказала свой сон радже Шуддходане: «Слон, белый как раковина, снег или серебро, с шестью бивнями, с прекрасными ногами, чудесным хоботом и красной головой с гребнем, вошел в мое чрево — самый красивый из слонов, с изящною походкой, несокрушимый, как алмаз. И никогда я не ощущала, не видела и не слыхала большего счастья, исполнившись телесного довольства и душевного блаженства, была я полностью поглощена созерцанием».
У супругов родился мальчик. Отец назвал сына Сиддхартха (санскр. Siddhārtha), что означает «Достигший цели» или «Исполнивший желание». Но после радости раджу Шуддходана ждало горе, через семь дней после родов Майя умерла. Сиддхартху стала растить её младшая сестра Праджапати. «Тхеравада» говорит, что у Шуддходаны и Праджапати потом родятся двое детей - сын Нанда и дочь Сундара, славившаяся своей красотой (брат и сестра Будды тоже позже вошли в сангху и достигли архатства).
На следующий день после рождения Сиддхартхи, во дворец пришел известный в те времена святой Асита Камала. Шуддходана любил его и всегда при встрече касался его ног. Святой попросил показать ему новорожденное дитя. Увидев мальчика, он заплакал и прикоснулся к его ногам. Отец спросил: «Зачем Вы это сделали?». Святой ответил: «Я прикоснулся к ногам ребенка потому, что могу видеть будущее. Сейчас он бутон, но когда вырастет, будет прекрасным лотосом!». - Почему же вы плачете? - спросил раджа Шуддходана. - Я плачу потому, что тогда меня уже не будет на свете, и я не смогу увидеть это чудо.
В то время новорожденным принято было составлять гороскоп. Астрологи предсказали ему великое будущее: «Этот мальчик будет или чакравари (царем) всего мира, или аньясином». Раджа Шуддходана спросил: «Как это так? Вы говорите о двух крайностях, как это возможно?». Астрологи ответили: «Это всегда так. Когда бы не родился человек, способный стать властелином мира, он способен отречься от этого мира». Шуддходана не мог понять. -Расскажите подробней, попросил он. - Мы не знаем многого о феномене саньясы, но вот, что говорится в писаниях: «когда человек имеет все, то в нем вдруг расцветает понимание, что все бесполезно. Чтобы отбросить мирскую жизнь, нужно иметь ее в полном объеме, нужно иметь то, что отбрасывать. Чашу может отбросить лишь тот, кто испил ее до дна». Раджа очень обеспокоился и спросил: «Что делать? Как воспитывать его? Он единственный мой сын. Я уже не молод и моя жена умерла сразу после родов. Я не могу надеяться, что у меня еще будут сыновья. Мое царство может разрушиться. Дайте мне рекомендации: как воспитывать такого ребенка?». И астрологи посоветовали: «Чтобы он не отвернулся от этого мира, спрячьте от него негативные стороны, такие, как старость, болезни, смерть. Окружите его жизнь только красивыми вещами: цветами, произведениями искусства. Запретите при нем говорить о смерти». Говорят, что в саду дворца Будды даже цветку не давали завянуть. Ночью садовники обрезали их и сухие ветки, чтобы это не наводило мальчика на мысль о смерти. Сиддхартха знал только прекрасные вещи…
Древние тексты сообщают далее, что любовь раджи Шуддходаны к сыну была очень сильной, Сиддхартха был очень нежным ребенком и воспитывался по-княжески. С семи лет принц обучался грамоте и воинским искусствам. Играть во дворец с принцем приходили только самые одарённые сверстники, в кругу которых Сиддхартха получал прекрасное образование и осваивал основные воинские искусства, во всём первенствуя среди товарищей.
«И вот царевич стал учиться,
Но только что ему расскажут,
Уже все знал он без запинки
И превзошел учителей.
Отец, такого сына видя
И чувствуя его решимость
Уйти от всех соблазнов мира,
Стал вопрошать о именах
Тех, кто в его был славен роде
Среди утонченно-красивых,
И первою меж дев приязных,
Средь всех, была Яшодхара».
Когда Сиддхартхе исполнилось 19 лет, по настоянию раджи Шуддходаны, он выбрал себе в жёны Яшодхару (Гопу), дочь Шакья Дандапати (по другим источникам, это была дочь царя Супрабуддха, старшего брата матери царевича, жившего в замке Девадаха).
«А царь-отец, во имя сына,
В свершенье Правого Закона,
В своем дворце жил чистой жизнью,
Изгнав из сердца темноту.
Не осквернял себя чрезмерным
Хотеньем, видя в том отраву
И мысли те любя, чрез кои
Покорены сердца людей.
Тех обращая, в ком безверье,
Мир направляя к просветленью,
Хотел всеобщего покоя,
Что нашим детям мы хотим.
Он также был благоговейным,
Пред духами сжигал он жертвы,
И, сжав ладони рук в молитве,
В себя впивал он блеск Луны.
Купался в чистых водах Ганга,
Купая сердце в водах веры,
Стремясь не к малым совершеньям,
Чистосердечно мир любя.
Горя сочувствием к живому
И понимая мудрость духов,
Служа добру, себя явил он
Как мудрый зодчий на Земле.
С самим собою в полном мире,
Являя в членах соразмерность,
Блюдя покой глубокий сердца,
Он совершения свершил».
От Яшодхары у Сиддхартхи родился сын, единственный внук раджи Шуддходаны, которого он назвал Рахула. До 29 лет принц Сиддхартха прожил во дворцах своего отца. Позже Будда рассказывал ученикам об этих днях: «Монахи, я жил в роскоши, в предельной роскоши, в полной роскоши. У моего отца в нашем дворце были даже лотосовые пруды: в одном из них цвели красные лотосы, в другом белые лотосы, в третьем голубые лотосы, всё ради меня. Я использовал сандаловое дерево только из Бенареса. Мой тюрбан был из Бенареса, моя туника, нижняя одежда, и накидка тоже. Надо мной днём и ночью держали белый зонт, чтобы защищать меня от холода, жары, пыли, грязи, и росы. У меня было три дворца: один для холодного сезона, один для жаркого сезона, и один для дождливого сезона. Во время четырёх месяцев дождливого сезона меня развлекали во дворце для дождливого сезона музыканты, среди которых не было ни одного мужчины, и я ни разу не выходил из дворца. В других домах прислугу, работников и дворецких кормили чечевичной похлёбкой и дроблёным рисом, а в доме моего отца слуг, работников и дворецких кормили пшеницей, рисом и мясом.
Хотя я и был одарён таким богатством, такой полной роскошью, ко мне пришла мысль: «Когда необразованный, заурядный человек, который сам подвержен старению, не преодолел старения, видит другого человека, который стар, он испытывает страх, презрение и отвращение, забывая о том, что он сам подвержен старению, не преодолел старения. Если я, подверженный старению, не преодолевший старения, буду испытывать страх, презрение и отвращение при виде другого старого человека, это будет неподобающим для меня». Когда я заметил это, свойственная молодым людям опьянённость юностью полностью прошла».
(Отрывок из сутты о роскоши – «Сукхамала сутта»)
Как ни уберегал раджа Шуддходана
своего горячо любимого сына Сиддхартху от мирских страданий,
предначертанное все же свершилось…
«И мыслил царь: «Мой сын, царевич,
Теперь уже дитя имеет,
Престол наследованьем точным
Вполне надежно укреплен.
И так как сын мой сына любит,
Как я люблю его любовью,
Он не захочет дом оставить,
А будет праведным царем»».
Открытие непостоянства молодости, непостоянства здоровья, непостоянства жизни привели принца к переосмыслению своей жизни, и он понял, что никакие дворцы не оберегут его от старости, болезней и смерти. И в этой жизни, как и во многих своих прошлых жизнях, он выбрал путь отшельничества в поисках свободы от непостоянства.
«Царь-отец, спросив о сыне и узнав,
Что от радостей царевич отвращен,
Был такой великой скорбью поражен,
Точно в сердце острый меч его пронзил.
Он немедленно же созвал весь совет,
Вопрошал, и все ответили ему:
«Недостаточно желаний для того,
Чтобы сердце, полонивши, удержать».
Далее «Буддачарита» рассказывает нам сцену разговора
принца Сиддхартхи с отцом раджой Шуддходаной…
«…Он прямо к отцу подошел и, склонившись,
Спросил: "Как здоровье царя"
Затем, изъяснивши свой страх, что внушили
И старость, и смерть, и болезнь,
Почтительно он попросил позволенья
Уйти и отшельником стать.
"Все в мире, - сказал он, - хоть ныне и слито,
Все в мире к разлуке идет".
И мир он оставить просил разрешенья,
Чтоб "истинность воли узнать".
Отец его, слыша о бегстве от мира,
Сердечной был дрожью пронзен, -
Могучий так слон потрясает клыками
И хоботом ствол молодой.
Он встал и, царевича за руки взявши
И слезы роняя, сказал:
"Постой! Говорить тебе так еще рано,
Не время в молельность уйти.
Ты силен и юн, в сердце - полность биенья,
В молитвенность с этим идти
И трудно и страшно, смущенья приходят,
Желанья возможно ль пресечь.
Оставить свой дом, истязаниям плоти
Отдаться - нелегкий то путь,
Жить в диких пустынях и в долах безлюдных
Возможет ли сердце твое.
Я знаю, ты любишь молитвенность духа,
И мысль о высоком - в тебе,
Но ты еще сердцем не сможешь смириться,
Ведь годы твои - не мои,
Ты должен принять управление царством,
Мне первому нужно уйти.
Оставить отца и свершение долга, -
В том набожность есть ли, скажи.
Ты должен изгнать эти мысли о том, чтоб
Оставить родимый свой дом,
Свой долг соверши, и составь себе имя,
И после уйди от семьи».
«..Царевич, почтительность чувства явивши,
Мольбу пред отцом повторил,
Оставить свой замысел он обещался,
Коль бед четырех избежит.
"Коль дашь бесконечную жизнь мне, - сказал он, -
И старости я избегу,
Болезнь не узнаю и гибель владений,
Тогда не оставлю я дом".
И царь отвечал, и царевичу молвил:
"Нельзя этих слов говорить.
Здесь нет никого, кто бы мог устранить их,
Сказать их явлению: Нет.
Ты вызовешь смех у людей, если будешь
Стремиться до тех четырех.
Не думай же больше, чтоб дом свой оставить,
Усладам предайся опять".
Царевич промолвил: "Коль эти четыре
Исполнить не можешь мольбы,
Тогда отпусти, не удерживай больше,
Дозволь мне оставить мой дом.
Молю, затруднений не ставь на дороге,
В горящем чертоге твой сын,
Ужели ж удерживать будешь в пожаре,
Покуда и он не сгорит…"»
«…И царь увидал, что решение твердо,
Что тратить напрасно слова.
Он женскую свиту сзывает немедля,
Чтоб сына к усладам увлечь.
Беречь наказал он пути и дороги,
Чтоб он не покинул дворец.
Он также созвал всех советников края,
Дабы рассказали они
Примеры сыновнего сильного чувства,
Царевича тронуть ища.
Царевич же, видя, что царь весь заплакан
И скорбью своей отягчен,
В чертог удалился к себе, и сидел там
И думал в молчании он».
Глубокой ночью, принц Сиддхартха покинул дворец своего отца раджи Шуддходаны навсегда, оставив молодую жену и новорожденного сына. Обрезав волосы в знак отречения от мира и отпустив верного слугу Чандаку и любимого коня домой, он присоединился к странствующим монахам. Было ему в ту пору 29 лет.
«…Взяв из тиары ценный камень,
Что как звезда на нем сиял,
В его протянутую руку
Он это солнце положил.
Сказал: "О Чандака, возьмешь ты
Вот этот камень-самоцвет,
И от меня отцу свезешь ты,
Как знак сердечнейшей любви.
Пред ним почтительно положишь
И от меня моли царя,
Чтобы привязанности чувство
В своем он сердце подавил…»
«…К конечному освобожденью
Я так отыскиваю путь, -
Освобожусь, и уж не нужно
Мне будет больше порывать
Семейной связи, и не нужно
Мне будет покидать мой дом.
О, больше не скорби о сыне!
Он в этом выбрал верный путь…»
Горе раджи Шуддходана, Праджапати и
жены Сиддхартхи Ясодхары, было безмерным…
«…Царевича утратив,
И царь-отец скорбел,
Постился, утешенья
Искал он у богов.
Из врат священных вышел,
Молитву совершив,
И вдруг услышал крики,
Рыдания и стон.
И дух его смутился,
Как, если гром гремит,
Под вспышкой молний, стадо
Слонов бежит, стеня.
Он Чандаку увидел
И царского коня,
Узнал, что сын - отшельник,
И наземь пал без чувств.
Сановники немедля,
Блюдя и чтя устав,
К спокойствию взывая,
Приподняли его.
Как только он немного
Собою овладел,
К коню он обратился
И так ему сказал:
"Как часто на тебе я
Легко скакал в бою,
Тебя любил я в битве
И восхвалял всегда!
Но ныне ненавижу,
Гнушаюсь я тобой,
И чувство то сильнее,
Чем вся моя любовь!
Мой сын был превосходен,
А ты его унес
И между гор оставил,
Вернулся ты один!
Возьми ж меня отсюда,
Назад не приноси,
Со мной не возвращайся.
Зачем мне больше жить!
Зачем мне править царством, -
Единый мой восторг
Был сын мой, сын родимый,
Мне без него не жить!
Скорбел о сыне Ману,
Владыка жизней всех, -
Насколько ж скорбь сильнее
У смертного меня!
Царь Аджа, в оно время,
Так сына миловал,
Что потерялся в мыслях
И вдруг был в Небесах.
Я умереть бессилен!
На долгую я ночь
Так закреплен в печали,
Кругом - большой дворец,
Я думаю о сыне,
Я жажду, я один,
Я как один из духов,
Что пить и есть хотят.
Я пить хочу, и влага
Вот здесь, в моей руке,
Но только наклонюсь я,
Ни капли нет воды.
И все ж не умираю,
И все же я живу!
Скорее же ответь мне,
Скажи мне, где мой сын"
Да не умру от жажды.
И да не буду я
Средь духов тех, чья пытка
Быть в жажде навсегда.
В дни прежние, бывало,
Я силен волей был,
Был тверд, нельзя подвинуть,
Как землю не качнуть.
А сына так лишившись,
Всего лишился я,
Нет больше в сердце воли,
Рассудок раздроблен…»
Шесть лет принц Сиддхартха странствовал, не видясь с родными, изучая различные духовные системы. В возрасте 35 лет, медитируя в Бодхгае, он достиг Просветления и стал Буддой. Узнав о Просветлении, раджа Шуддходана направил делегацию к Будде, чтобы он вернулся в Капилавасту. Всего к Будде было направлено девять делегаций, но все делегаты присоединились к Сангхе и стали архатами. Десятая делегация, во главе с Калудайи (Калодайином), другом детства, была принята Буддой, и он согласился отправиться в Капилавасту.
«…Услыша про своих отца и мать,
И, сидя, он предался размышленью
И в должный миг почтительно сказал:
"Отец мой царь, я знаю, обладает
Внимательным и любящим умом,
Но страх рожденья, дряхлости и смерти
Мое повиновенье устранил.
Услышав о его глубокой скорби,
Я тронут возрастанием любви…»
Так как для вассаны было ещё рано, Будда отправился в двухмесячное путешествие в Капилавасту пешком, проповедуя Дхарму на своём пути.
Весть о его приближении привела Шакьев в смятение: престарелый раджа Шуддходана был рад наконец увидеть единственного сына и приготовил пышную встречу. Он приказал убрать дворец цветами и созвал многочисленных гостей. Впрочем, среди Шакьев находились и такие, которые не разделяли отцовской радости. Им казалось унизительным встречать с такими почестями нищего бродягу, покинувшего отца, изменившего своему долгу. Их ропот привел Шуддходану в некоторое замешательство.
Между тем Будда с большой свитой бхикшу, в неизменных красновато-желтых одеяниях, приблизился к родному городу и расположился в роще неподалеку от главных ворот. Узнав об этом, Шуддходана не знал, как ему поступить. Отцовское чувство влекло его немедленно поспешить навстречу ушедшему много лет назад сыну, но, с другой стороны, он не мог устранить уязвленную гордость раджи и свою неприязнь к бхикшу, которых он рассматривал как источник своего несчастья, и это останавливало его. Ведь цари не бхикшу, которые свободны от предвзятых мнений.
В конце концов, отец в нем победил царя, и он отправился в рощу искать Сиддхартху. Когда, же он и его свита увидели царевича в нищенском рубище, с обритой головой, с чашей для подаяния, от печали и негодования они не могли произнести ни слова.
«…Царь обрадован был вестью,
И с блестящей свитой он,
Окруженный всею знатью,
Вышел сына повстречать.
И, неспешно приближаясь,
Будду издали узрел,
Красота его сверкала,
В ней удвоенный был блеск,
В средоточии великой
Кругом сомкнутой толпы
Был он словно вышний Брама
На превышней высоте.
Царь покинул колесницу
И с достоинством пошел,
Сердцем мысля и тревожась,
Так ли делает он все.
Красоту родного видя,
В тайне сердца ликовал,
Все же слов, достойных мига,
Не нашли его уста.
И о том он также думал:
"Я в слепой еще толпе,
Сын же мой великий Риши, -
Как мне с ним заговорить"
Также думал он, как долго,
Как давно уж он желал
Этой встречи, что случилась
Неожиданно теперь…»
«…Сын его меж тем, приблизясь,
Сел, молчание храня,
В совершенство облеченный,
Не меняяся в лице.
Так мгновенья истекали,
И один перед другим,
Хоронили чувства оба,
И с тоской подумал царь:
"Как он делает печальным
И безрадостным меня,
Сердце ждавшее - пустыня,
Был родник - и где родник"
Я похож на человека,
Что давно искал воды,
И ручей увидел светлый,
Подошел - и нет ручья.
Так теперь я вижу сына,
Те же, прежние, черты,
Но душой как отчужден он,
В лике, весь он, как взнесен!
Сердце он явить не хочет,
Чувства спрятал он свои,
Он сидит как не сидит там,
Пред иссохшим я руслом".
Отдаленно так сидели,
Мысли билися в уме,
Их глаза вполне встречались,
В сердце ж радость не зажглась.
Так смотрели друг на друга,
Как мы смотрим на портрет,
О далеком вспоминая,
Чью лишь тень здесь видит взор.
Мыслил царь: "О ты, который
Должен был бы быть царем,
Мог бы целым царством править,
Молишь пищи тут и там!
Что за радость в этой жизни"
В ней какая ж красота..»
Будда устранил тягостность момента демонстрацией чудесных превращений. Он поднялся в воздух и сел в йогическую позу, распространив из своего тела тысячи радужных лучей, на концах которых образовались сияющие будды, выпускающие в свою очередь такие же лучи с такими же буддами, сидящими в лотосе, чуть меньшего размера, так что в следующий момент все видимое пространство заполнилось мириадами пульсирующих светом будд. Затем манифестация сменилась другой: лицо Его стало поразительным образом меняться, являя на краткий миг образы будд-предшественников и будд грядущих, из груди Его вырвалось ослепительное пламя, затем поток журчащей воды, поднялся вихрь, разметавший тело Муни на множество мельчайших частей, которые через некоторое время вновь собрались, образуя стоящую фигуру Будды...
«…Для отца из высей светлых
Будда выявил Закон:
"Знаю царское я сердце,
И любовь и память в нем,
Но да будут узы сердца
Вмиг разъяты у него.
Пусть не думает - о сыне,
Прибавляя к скорби скорбь.
Но услышь, что сын твой молвит
О молельности тебе.
Я молитвенную пищу
Моему принес отцу.
Царь, прими: такого яства
Сын отцу не приносил.
Путь росистый указую,
Это нежная роса,
Этот путь ведет к бессмертью,
Чрез рожденья и дела.
Дело к делу, сочетаясь,
Вырастают в долгий путь.
Как же тщательно должны мы
Делать добрые дела!
Как заботливо нам нужно
Со звеном сплетать звено!
В смерти дух один уходит,
Лишь в делах найдет друзей!..»
«…Лишь Нирвана верный отдых,
То -Безветрие души!...»
«…Победив свое желанье,
Все ты в мире победил.
Победивши мрак незнанья,
Целый мир ты озарил.
Во вселенной, озаренной,
Нужно ль что еще искать…»
Люди онемели от изумления. Однако даже такое проявление могущества, указывающее на полное овладение тайной проявленного существования, не преодолело предубеждений раджи Шуддходаны. Он снова увидел нищего аскета. Сердечной беседы не получилось, и понимания не прибавилось. Растерянный раджа удалился в самых противоречивых чувствах. Наступила ночь, и бхикшу пришлось ночевать под открытым небом.
Наступило утро и Будда вместе со всеми, как ни в чем не бывало, отправился в город просить милостыню, опустив глаза и в полном молчании. Когда слух об этом дошел до Шуддходаны, в доме начался переполох. Гордость шакийского раджи была еще более поражена, он поспешил найти сына и осыпал его упреками: - Неужели у нас не найдется пищи для твоих бхикшу? —кричал он: «не срами нашего славного царского рода! У нас никогда в роду не было нищих!» Будда спокойно и невозмутимо отвечал, что Он более всего ценит не кровное, а духовное родство и что Его великие предшественники Будды также странствовали, живя подаянием. Видя, что отец смягчился, Будда дал свое согласие вступить под кров бывшего родного дома. Едва Он вошел, ему навстречу выбежала Его жена Яшодхара. Увидев мужа в одежде странствующего аскета-шрамана, она бросилась к Его ногам, заливаясь слезами. Во время этой сцены раджа Шуддходана оплакивал горькую судьбу невестки и рассказывал, что с самого того дня ухода она была ему верна и вела почти подвижнический образ жизни. Насколько возможно щадя человеческие чувства своих бывших родных Пробужденный Сиддхартха Гаутама долго вел речь о достоинствах и пользе отрешенной жизни, о тщетности мирского существования, о причинах возникновения волнения в этом мире.
Зрелище было необычным и удивительным. Воинственные Шакьи и нищие бхикшу находились рядом. Гордыня, спесь, высокомерие сошлись с терпимостью, смирением и рассудительностью. Такого не видывал дворец Шуддходаны. Многие из Шакьев, оставив прошлое, услышав от бывшего царевича: «Приди ко мне, о бхикшу!»,— облачились в монашеские одежды.
Будда утешил Яшодхару, рассказав ей о предопределенности случившегося, о неизбежности для каждого живого рано или поздно задуматься о вечной неразрушимой обители. Ей и Шакьям Он поведал о Восьмеричном Пути истинных Арьев, а не по роду и происхождению. Он раскрыл перед ними тайны былых рождений, объясняя деяниями прошлого глубинный смысл своей и их судеб. Будда предложил Маудгальяяне, всеведающему и мудрому поведать древнюю историю всех Будд и происхождение рода Шакьев, чем привел присутствующих в восторг, заставив многих глубоко задуматься и припасть после повествования к стопам Учителя.
Через некоторое время к нему подошел мальчик. Все это время он вместе со всеми слушал необычного странника, и когда присматривающие за ним уже были не в силах скрывать от него, кто это, он подбежал и попросил у отца наследства, как ему подсказали. Отец так описывал свою жизнь, что отношения между отцом и сыном наладились без посредников, и Рахула не захотел с ним расставаться, попросившись в Сангху. Несмотря на некоторое недовольство упрямых Шакьев: «сам ушел, да еще ребенка сманил», — Он принял Рахулу в Сангху, сказав: «Приди ко мне, о бхикшу». При этом Будда сказал, что принимать детей в Сангху можно только с согласия родителей.
Спустя несколько дней после встречи бхикшу последовали далее за Буддой, который шел теперь рядом со своим сыном. По пыльной дороге последовало и множество Шакьев, облачившихся в одежду бхикшу. Будущее покажет, что таким образом они обрели не только невидимую обитель, но и в прямом смысле спасли свои жизни от уничтожения в последней для Шакьев битве. Очень многие приняли обеты Панчашилы, став упасаками или упасиками, как Ясодхара, бывшая жена принца.
Отец Будды - раджа Шуддходана - стал мирским последователем. Так как он был опечален тем, что сын и внук внезапно ушли в монахи и прервали род, он попросил Будду ввести правило, по которому человек перед уходом в монашество должен получить на то разрешение родителей. Будда согласился. Раджа Шуддходана получил имя "однажды-возвращающимся", а приемная мать Будды Маха Праджапати Гаутами стала "вступившей-в-поток".
Однажды, когда Будда находился в Раджагрихе, он узнал, что его отец при смерти и хочет видеть его. Тогда Будда предстал перед отцом, дал ему последние наставления. Раджа Шуддходана Гаутама Шакьямуни умер на руках сына.
После его смерти Праджапати, приемная мать Сиддхартхи, приняла решение последовать по пути освобождения и просила принять ее в сангху к Будде. Она создала женскую общину. Говорится, что и она достигла освобождения.
История о жизни Будды облетела разные страны, и превратилась в легенду. По мнению многих ученых (Ольденбург, Торчинов), она дошла и до Византии, где была записана как "Сказание о царевиче Иосафате ("бодхисаттва") и его отце Авенире".
Будде Шакьямуни пришлось увидеть и трагедию собственного народа. Шакьи были малочисленны, но, как упоминалось, воинственны и горды. Это обстоятельство не раз приводило их и весь народ к краю пропасти - окончательному поражению от соседей. Однажды раджа Кошалы двинул свои войска на Капилавасту. Будда был поблизости со своими учениками и встал на пути двигающихся армий. Уважение ко всеми почитаемому Муни был так велик, что раджа переменил свое решение и повернул свои войска обратно. Однако прошло некоторое время, и конфликт разгорелся с новой силой. Вновь Кошала выставила боевые отряды, готовые разгромить Шакьев. Когда Будде сказали об этом, Он ничего не стал делать, лишь сказал: «Ничто не поможет, к сожалению, Шакьи не избегнут своей участи». Капилавасту пал, и царство Шакьев перестало существовать.
«…Кто заглянет в тайны Троемирья,
Видит гибель как удел всего.
Но провидец видит в мире дальше,
Все живое он один спасет.
Только в нем одном освобожденье,
Он непостоянство победил…»